АПЕЛЬ (APEL) КАРЛОТТО (Р. В 1922)

немецкий философ, один из основоположников современной версии философии постмодерна. Окончил Гётевский университет (Франкфурт-на-Майне), где в 1972 стал профессором философии. Ученик Э. Ротхакера; испытал влияние концепций Пирса, Хайдеггера, Витгенштейна, Гадамера, Дж. Остина, Хабермаса, Дж. Серля. Основные сочинения: *Идея языка в традиции гуманизма от Данте до Вико* (1963), *Трансформация философии* (1973), *Идея трансцендентальной грамматики* (1974), *Идейная эволюция Ч.С. Пирса: Введение в американский прагматизм* (1975), *Теория языка и трансцендентальная грамматика в свете вопроса этических норм* (1976), *Новые попытки объяснения и понимания* (1978), *Контроверза *Объяснение Понимание* в свете трансцендентального прагматизма* (1979) и др. Фундаментальной основой философии А. является презумпция *лингвистического поворота* в философии, понятого в качестве *трансформации prima philosophia в философию языка* (А.) и ориентирующего философское исследование на анализ языка как исходной реальности человеческого бытия (в этом контексте А. солидаризуется с цитируемой им позицией Гельдерлина: *мы есть, начиная с разговора*). По определению А., *философия сегодня сталкивается с проблематикой языка как основополагающей проблематикой научного образования понятий и теорий и своих собственных высказываний, а это значит осмысленного и интерсубъективно значимого выражения познания вообще*. Философия, таким образом, не является более ни моделированием *бытия*, *сущего* или *природы*, т.е. онтологией, ни рефлексией над *сознанием* или *разумом*, т.е. гносеологией, становясь отныне реакцией на *значение* или *смысл* языковых выражений (*анализом языка*). В качестве основных лейтмотивов современной философии А. выделяет следующие: 1) *первый лейтмотив обусловлен ориентацией на форму языка*, 2) второй *интуицией контекстуальности предпонимания феноменов, контекстуальности, в свою очередь обусловленной среди прочего также и языком: ведь он позволяет оценить то искусственное и случайное, что оказывает влияние на исторически обусловленную подоснову жизненных миров*. Согласно А., названные лейтмотивы задают в современной философии языка новую традицию, которая по своей природе является одновременно и постметафизической, и постфеноменологической: *оба эти лейтмотива почти полностью дискредитировали в наши дни гуссерлианскую претензию на обоснование философии в качестве строгой и беспредпосылочной науки, апеллировавшую к аподиктической очевидности усмотрения категорий или интуитивного постижения сущностей* (см. Постметафизическое мышление). Согласно апелевской рефлексии, разрешение сложившейся в современной философии языка ситуации может быть определено как конституирование *трансцендентальной семиотики, которая в качестве трансцендентальной прагматики языка преодолевает недостатки семантического анализа языка, благодаря чему она и включает в себя феноменологическую очевидность*. Конституируемую им философскую концепцию языка А. артикулирует в этом контексте как *попытку снятия феноменологии транс цендентальной семиотикой*. Стремясь избежать парадигмальных крайностей субстанциальности онтологизма и внесубстанциальности аналитической философии, А. строит *трансцендентально-герменевтическую* концепцию языка, основывая ее, с одной стороны, на признании того, что *язык является трансцендентальной величиной*, а с другой фиксируя своего рода виртуальность его статуса как *условия возможности диалогического взаимопонимания и понимания самого себя*. В свете этой установки А. анализирует роль языка не только в герменевтических процедурах *понятийного мышления, предметного познания и осмысленного действия*, протекающих в рамках субъект-объектного отношения, но в первую очередь в контексте субъект-субъектных отношений. Эти отношения трактуются А. как интерсубъективная коммуникация, которая, в принципе, *не может быть сведена к языковой передаче информации*, но *является одновременно процессом достижения согласия*. Язык выступает в этом контексте не только механизмом объективации информации и экспрессивным средством, но и медиатором понимания. Более того, коммуникация мыслится А. как основанная на предпонимании, условием возможности которого является *языковой консенсус*, т.е. *согласованное понимание смысла в неограниченном коммуникативном сообществе*. А., таким образом, дистанцируется от трактовки языка в классической философии, в рамках которой процессуальное понимание *уже выражено, отчуждено и установлено на долгий срок* в логически артикулированных структурах (наподобие гегелевского *объективного духа*); от обыденного языка, который трактуется А. в духе Хомского как своего рода performance, презентация языка в ткани конкретно-ситуативной языковой практики; от искусственных языков, представляющих собою, по А., *лишь приватную актуализацию неизменной системы формализма*. Оригинальная концепция языковой коммуникации А. конституируется в контексте его трактовки языковых практик в качестве языковых игр. А. обосновывает свою позицию тем, что, во-первых, коммуникативная речевая практика, будучи зависимой от лексического дискурса и связанная необходимостью следовать грамматической организации языка, изначально построена на презумпции *следования правилу*, а во-вторых, порождает внутри ограниченного правилами пространства бесконечное число вариантов своего разворачивания (вариативность *семантических каркасов*). В этой связи акты речевой коммуникации представляют собой, по А., языковые игры. Знак в данном контексте может быть, по А., функционально использован по следующим регистрам: а) *в смысле категории первичности: иконическое использование знака, чтобы схватить протокольно бытие как таковое в ходе скрещивания-называния данного феномена*; б) *в смысле категории вторичности: использование знака как индикатора для идентификации по отношению к ситуации объекта именования, существующего и причинно обусловливающего чувственное восприятие* ; в) *в смысле категории третичности: символическое использование языка для опосредования первичности и вторичности, в частности, для определения экстенсионального значения данного имени (что уже начато определением через индикаторы) и установления связи с интенциональной детерминацией соответствующего понятия (детерминацией еще ожидаемой, но принципиально возможной)*. Концепция языковых игр А. знаменует собой новый этап развития философии постмодерна. Если трактовка языковых игр Витгенштейном предполагала опору на взаимодействие между субъектом и текстом как возникающим в контексте языковых практик, а в рамках философии постмодерна процедуры отношения к тексту приобретают статус исходно-базовых, то А. трактует языковую игру как субъект-субъектную коммуникацию, участники которой являют друг для друга текст как вербальный, так и невербальный. Такой контекст не только выдвигает на передний план герменевтическую подоплеку языковой игры, но и задает особую артикуляцию проблематики понимания как взаимопонимания ее участников. В парадигме доапелевского постмодерна, который сегодня с достаточной степенью правомерности может быть оценен как постмодернистская классика, текст понимался как *децентрированный* и подлежащий *деконструкции* (Деррида), как принципиально аструктурная *ризома* (Делез и Гваттари), допускающая любые возможности своего *означивания* (Кристева), что с неизбежностью предполагало примат судьбоносного *означающего* над *означаемым* (Лакан). Современная же (постапелевская) версия постмодерна смягчает ранне-постмодернистский радикализм, отчасти восстанавливая в правах классическую для философской герменевтики и генетически восходящую к экзегетике презумпцию понимания как реконструкции имманентного смысла текста, выступающего у А. в качестве презентации содержания коммуникативной программы партнера в контексте языковых игр, которые реализуются, таким образом, как *сплетенные с жизненной практикой прагматические квази-единицы коммуникации или взаимопонимания*. Выступающий в качестве текста коммуникативный партнер не подлежит произвольному означиванию и, допуская определенный (обогащающий игру) плюрализм своего прочтения, тем не менее предполагает аутентичную трансляцию семантического ядра своего речевого поведения в сознание другого, который вне этой реконструкции смысла не конституируется как игровой и коммуникативный парт нер. Сама ситуация языковой игры, таким образом, требует в качестве условия своей возможности понимания как обоюдно взаимной реконструкции имманентного смысла произносимых текстов, а понятийно оформленное *языковое понимание в коммуникативном сообществе* выступает необходимым *регулятивным принципом* коммуникации, предотвращая возможность ее обрыва, языковой изоляции субъекта, теряющего не только партнера и себя в качестве партнера, но и саму возможность обретения смысла. В этом отношении, по самоопределению А., осуществленная им *трансцендентально-герменевтическая рефлексия условий возможности языкового взаимопонимания в неограниченном коммуникативном сообществе обосновывает единство prima philosophia как единство теоретического и практического разума*, а фигура А. выступает рубежной фигурой перехода от классического постмодерна к современному (см. After-postmodernism).